Традиционно первоначальное отношение сообщества к тому или иному человеку формируется в зависимости от того, насколько он внешне или по своему поведению похож на окружающих. В рамках относительно небольшого и постоянного локального общества (дом, улица, квартал, деревня и т. п.) люди, как правило, точно знают, кто из живущих с ними по соседству «инвалид», потому что такой человек выглядит и/или ведет себя иначе, чем они (или не так, как принято в этом сообществе).
Э. Хеландер называет эту концепцию понятия «инвалидность» концепцией (моделью), базирующейся на местных или традиционных представлениях*. При этом совсем не обязательно, что люди, которых соседи считают «инвалидами», действительно имеют какие-то серьезные нарушения. Автор приводит несколько очень ярких примеров, когда в различных традиционных культурах критерии, по которым человек причислялся к «инвалидам», были диаметрально противоположными. Так, например, в Северном Мали «инвалидом» считают человека, имеющего заметное уродство или просто внешне некрасивого. В других местах определение «инвалид» ассоциируется прежде всего с людьми, которые ведут себя странно или непривычно для окружающих. С другой стороны, большинство людей, возможно, не причислят к «инвалидам» человека со значительным снижением зрения или слуха, но почти всегда назовут «инвалидом» человека с нетяжелым церебральным параличом, который не очень хорошо ходит.
М. Селигман и Р. Дарлинг подробно анализируют корни этого явления и выделяют факторы, влияющие на подобную стигматизацию. К таким факторам, например, может относиться «скрываемость или нескрываемость нарушений», то есть их заметность для окружающих и социальная приемлемость поведения. Авторы приводят следующую показательную цитату из публикации Д. Силлера (1984): «Специалисты, как и большинство людей, предпочитают работать с теми, «кто поприличнее», — с людьми, интеллектуально и социально похожими на них самих» (стр. 125).
Нам кажется, что эту концепцию можно было бы назвать еще и бытовой, поскольку нельзя не заметить, что, как бы ни изменялись профессиональные взгляды на инвалидность, в повседневной жизни люди с особыми потребностями чаще всего продолжают сталкиваться как раз с такими устойчивыми, привычными, бытовыми взглядами на их особенности и ограничения. На протяжении веков именно эти взгляды определяли характер помощи, которую оказывали или пытались оказать таким людям.
Хотя для многих это может показаться диким, но и в нашей стране продолжают сохраняться очень стойкие бытовые представления о том, кого следует считать «инвалидом» и как должны жить люди с инвалидностью. Можно вспомнить горячие дискуссии в социальных сетях о том, должен ли ребенок с тяжелыми нарушениями ходить в школу, мешает ли такой ребенок другим детям, если речь идет об инклюзивном классе, а также многие другие вопросы, поднимавшиеся в рамках этой темы.
Эти устойчивые представления относительно инвалидности могут существенно отличаться у жителей городов и деревень, у представителей различных социальных и профессиональных групп.
Можете ли вы вспомнить какие-то конкретные ситуации, в которых люди проявляли свое отношение к инвалидности других людей? Как, по-вашему, принято описывать проблемы людей с инвалидностью? Мы говорим «человек на коляске» или «человек в коляске»? Чувствуете разницу: в первом случае это звучит как «на машине» или «на велосипеде», а во втором — как «посадили и везут». Слышали ли вы когда-нибудь, как кто-то, стремясь оскорбить другого человека, использует слово «даун»? Стараются ли семьи скрывать ребенка с инвалидностью? Почему это происходит?
* Helander E. Prejudice and Dignity. An Introduction to Community-Based Rehabilitation. Second Edition. New York: United Nations, 1999.
** Селигман М., Дарлинг Р. Обычные семьи, особые дети. М.: Теревинф, 2007.
Photo by Hailey Kean on Unsplash
